В Светлый вторник 1918 г. была арестована создательница Марфо-Мариинской обители милосердия Великая княгиня Елизавета Федоровна.
За ней приехали латышские стрелки: никто из москвичей не посягнул бы на жизнь и свободу настоятельницы Марфо-Мариинской обители, для которой ценен и любим был каждый человек.
Обитель Милосердья. В ней больница.
На чистой койке женщина лежит.
По возрасту записана в девицах,
Но бремя потерявшей свет души,
Скрыть невозможно на лице измятом.
Немая боль в глазах и в сердце тьма.
Дни, отданные идолу разврата,
Чахоткой обернулись, и вчера
Больную доброхот привез в обитель -
Лежала та на улице, как сор.
«Ее у Лизаветы не обидят», -
Услышал он досужий разговор.
Их приняли в больнице поздно ночью.
Свершив осмотр, молчали доктора...
Выздоровления никто не прочил.
И вместе с кашлем развилось с утра
У бедной столь тяжелое дыханье,
Что сестры тотчас Матушку зовут.
Княгиня в белоснежном одеянье
В палату входит тихо. Наяву
Блудница видит лик Елизаветы,
Которая, как ангел, хороша
И, кажется, вся соткана из света.
Почти от изумленья не дыша,
Больная тянет к ней худые руки.
Глазам не веря, хочет осязать
Видение, забыв на миг про муки.
Так сердцу внятна Божья благодать!
Взяв руку женщины в свои ладони,
Княгиня погружается в мольбу:
«Сподоби ее душу лучшей доли,
Создатель мой, и упокой в раю!»
Несчастная, закрыв глаза, затихла.
Последний вздох. Последняя слеза.
Рука почившей, словно ветвь, поникла
И приоткрылись белые уста...
Народ недаром чтил Елизавету -
Не мерой благодать ей дал Господь,
Изгоев призывавший на беседу,
Любовью исцелявший дух и плоть.
Провел рабу Свою чрез огнь и воду
И ввел путем страдания в покой,
Где ныне, под небес хрустальным сводом,
Бог, как свечу, поставил пред Собой.