«Мы должны стать друзьями обездоленных, чтобы стать их благодетелями» (часть 2)

Эти слова принадлежат великой герцогине Рейнской и Гессенской Алисе, матери княгини Елисаветы Феодоровны. Великая герцогиня с детства учила своих детей быть милосердными и чуткими к чужой беде. Атмосфера этой семьи, ее традиции во много объясняют характер и идеалыВеликой княгини Елисаветы Феодоровны, сформировавшиеся в родительском доме. Публикация, подготовленная по материалам книги И.К. Кучмаевой «Когда жизнь истинствует… Культура благотворения Великой княгини Елисаветы Феодоровны» приоткрывает мир и ценности семьи, в которой росла и формировалась как личность преподобномученица Великая княгиня Елисавета Феодоровна.

Интересно заметить, что уже во времена юности Эллы в Дармштадте, кроме великогерцогского замка, театра, ее воображение поражал великолепный музей Дармштадта, который с каждым годом обогащался новыми разнообразными коллекциями. Чего стоила, например, уникальная коллекция старинных ярких витражей и живописи; как впечатляли залы, посвященные флоре и фауне и т. д. Почти каждый год предметом внимания и забот принцессы Алисы был поиск новых средств, необходимых для деятельности основанных ею различных обществ. Как правило, эти средства добывались посредством художественных представлений, музыкальных или театральных спектаклей. Как свидетельствуют письма Алисы, ей нравилось возглавлять эту работу. К проведению таких вечеров она постоянно привлекала как профессионалов, так и самодеятельных артистов.

Любимым местом прогулок детей в Дармштадте был Акациенгартен (сад акаций), напротив которого располагался временный английский госпиталь принцессы Алисы во время франко-прусской войны.

Особенно красив был город весной, когда все дома утопали в цветах сирени и жасмина, а во дворец привозили целые корзины фиалок и подснежников. В нескольких минутах ходьбы от города, с одной его стороны, начинались буковые леса, а с другой — сосновые боры. Гуляя в полях и лесах, окружавших Дармштадт, Элла больше всего любила собирать полевые цветы. Она приносила их огромными букетами, ухаживала за ними и очень огорчалась их неизбежному увяданию. С младенчества Элла постоянно рисовала, но ее детская живопись куда-то исчезала. На вопрос брата: «Куда пропадают рисунки?» — она отвечала, что хорошие помещаются в специальный альбом. Людвиг предположил, что неудавшиеся рисунки сестра рвет. Элла была возмущена такой постановкой вопроса. Она призналась, что хоронит плохие рисунки.

Но еще более притягательным, чем Сад акаций, для детей был летний отдых в Кранихштайне. Несмотря на строгое расписание занятий, которые продолжались и летом, Алиса настаивала на продолжительных прогулках детей пешком или верхом на пони. В лесах, среди которых расположен Кранихштайн, был большой простор и множество длинных треков. Дети увлеченно вели по лесам своих шотландских пони, сопровождаемые горячим маленьким бультерьером Боксером. Алиса и Людвиг любили эти прогулки, общение с природой и животными не менее, чем дети. Алиса была искусной наездницей, а Людвиг хорошим спортсменом. Дети радовались, видя любовь отца к животным. В Кранихштайне у него было несколько необычных для домашнего быта животных: дикий кабан, карликовая овца, козы; а в новом дворце Дармштадта — лиса, ягненок, белые кролики, гвинейские свинки, несколько турецких уток.

У детей были очень разные вкусы относительно историй, которые они любили рассказывать и слушать во время отдыха. Любимыми у Эллы были рассказы о милой маленькой девочке.

Элла любила рассказывать поучительные истории младшему брату Фритти. В этих рассказах она пыталась передать свое сострадание ко всему живому и красивому, если оно подвергалось уничтожению. Однажды, войдя в комнату, где Элла играла с Фритти, Алиса увидела, как девочка рассказывает брату об уничтожении яблока в результате еды. Яблоко утратило свою прежнюю форму и красоту. Вряд ли мальчик понимал, что говорила сестра, но в ее тоне было столько искренней жалости, а в глазах — слез, что и Фритти тоже заплакал: «Сделай как было! Хочу, как было».

Элла позднее объяснила матери, что хотела пораньше научить Фритти тому, что поняла сама, — Бог может отнять у человека все. И человек тоже может отнять. У себя или у другого... Просто если это сделает Бог, то не так обидно.

Эти слова были произнесены незадолго до гибели Фритти, когда Алиса на фортепиано играла «Похоронный марш» Шопена, а мальчик, заигравшись, упал с шестиметровой высоты из неплотно закрытого окна.... Элла тяжело пережила потерю брата. Эпизод свидетельствует о недетской умудренности маленькой Эллы, о щедрой одаренности ее души Богом, об очень ранней готовности воспринять неизбежность страдания.

Все родные отмечали еще и такую характерную деталь в поведении Эллы, как полное отсутствие эгоизма, готовность уступить какой-либо выигрыш в игре, критичность по отношению к себе, в частности к игре на фортепиано. Однако это все не означало, что она забывала боль неудач. Она «хоронила» неудачи в сердце.

По мнению брата, Элла сама установила законы, по которым решила жить, и последовательно соблюдала их. Но не считала нужным никому рассказывать об этих законах.

Эрнст Людвиг отмечал, что его родители, Алиса и Людвиг, очень много времени проводили с детьми, несмотря на множество дел и необходимость выполнения общественного долга.

Особый интерес детей вызывали ежегодные морские экспедиции, которые заранее планировались и подготавливались, требовали значительных финансовых затрат. Но значимость посещения таких мест, как Бланкенберг или Хоулгейт, побуждала Великую герцогиню Алису смело смотреть на экономическую сторону этих путешествий.

Корские путешествия, отдых на море были очень полезны детям. После одного из таких путешествий Алиса заметила: «Элла — с тех пор как побывала на море — стала совершенно другим ребенком. Хороший цвет лица, больше не бледная и не вялая — совершенно изменилась».

В апреле 1875 г. вся семья отправилась в двухмесячную поездку в Англию. Вместе с королевой они были в Осборне, Винздоре и Лондоне, а с принцем Уэльским в ряде других исторических мест. Двум старшим детям было позволено сопровождать бабушку в Балморал в течение нескольких недель.

Море всегда укрепляло силы Алисы и всех ее детей. По мнению Алисы, море было единственным средством против полной обессиленности. В письме к матери из Кранихштайна Алиса благодарит королеву за возможность такого прекрасного отдыха: «Все: Виктория и Элла — рассказывают мне о своем пребывании в Балморе... Позволь мне еще раз тебя поблагодарить...».

Балморал, замок, приобретенный королевой Викторией, был весьма притягателен для всех, кто его посещал. Став официальной резиденцией английских королей в Шотландии, замок привлекал к себе доброе внимание внуков английской королевы и ее дочери Алисы.

Лишь в конце июня вернулись в Дармштадт и вскоре отправились на празднование совершеннолетия молодого герцога Баденского в Карлсруэ. Лето, как обычно, провели в Кранихштайне.

Карлсруэ занимал особе место в жизни великогерцогской семьи. «Это единственное место поблизости, куда мы можем поехать», - признавалась Алиса в письме к матери. Дети тогда были слишком малы, чтобы предпринимать более длительное путешествие. С городом Карлсруэ великогерцогская семья была постоянно связана родственными и дружескими отношениями. Королева Швеции, урожденная принцесса Баденская, которая позднее жила там со своей матерью, отличалась необыкновенной широтой интересов и редкими семейными чувствами к Дармштадтскому великогерцогскому роду.

Баденский двор отличался строгим соблюдением этикета. Здесь совсем недопустимо было, например, громко смеяться. Жесткое следование нормам этикета утомляло, но многое в этом тихом городке утешало, производило незабываемое впечатление.

В жизнь Алисы, сосредоточенной в те годы на воспитании детей, путешествие в соседний Карлсруэ вносило разнообразие, сообщало некоторое отдохновение от утомительной повседневности.

Дворец-замок города был заложен маркграфом Карлом Вильгельмом 17 июня 1715 г. и стал исходным пунктом для образования города. Карл Вильгельм назвал его город-веер Carls-Ruhe (покой Карла). Назначением города изначально был отдых и наслаждение уютом. Предание говорит о том, как родилась идея города-веера: Карл Вильгельм уснул после поиска веера своей жены. Ему приснился веерообразный город, что и было воплощено при строительстве Карлсруэ.

Город, возникший в начале XVIII в., был построен в стиле барокко по строго геометрическому, радиально-кольцевому плану. Все его парковые аллеи и главные улицы расходились веерообразно в стороны от замка, образуя 32 луча. Здесь можно было познакомиться с древностями земли Баден, посетить художественные выставки.

Радостно приезжала сюда Алиса с детьми еще и потому, что климат в Карлсруэ намного мягче, чем в остальных частях Германии. По своеобразному каналу между массивами Шварцвальд и Фогейзен сюда поступали потоки теплого южного воздуха. Окрестности города изобиловали многообразием ландшафтных перемен. Один из привлекательных уголков города, именуемый Аллеей философов, завершался великолепной панорамой Гейдельберга, еще одного города, который неоднократно посещала семья дармштадтского герцога.
В пору, когда стали возможны более длительные поездки, однажды зимой в Остэнде они встретили «кузена Леопольда», как Алиса называла короля Бельгии Леопольда II, сына дяди королевы Виктории, короля Леопольда I. Дочь Алисы Виктория запомнила его как «высокого, худого человека, с носом почти таким же длинным, как у Сирано де Бержерака...». Он был создателем Остэнда, но подарил его принцессе Алисе, сказав при этом, что это дар «моему другу и сотруднику».

Возвращение в Дармштадт после таких путешествий по железной дороге было утомительным и некомфортабельным. Юной Виктории, старшей сестре Елизаветы, было только десять лет, когда она начала замечать, что ее матери, не отличавшейся крепким здоровьем, эти путешествия казались трудными. Она заметила также, что Алиса все более и более уделяла внимание своему любимому времяпрепровождению, занимаясь рисованием и музицированием. Она также проявляла большую заботу о растущей английской колонии в Дармштадте, которая значительно увеличилась к середине 70-х гг. XIX в.

В дни короткой войны между Пруссией и Францией в 1870 г. сила благотворения Великой герцогини Алисы достигла самого высокого уровня. Новый великогерцогский дворец в этот год почти полностью был обращен в госпиталь. К работе госпиталя, к уходу за ранеными, к подготовке перевязочных материалов были привлечены все дамы Дармштадта. С этого времени принцесса Алиса была одержима заботой о калеках, больных, нуждающихся. В этой работе ее во многом вдохновляла переписка с Флоренс Найтингейл — знаменитой английской сестрой милосердия, создавшей систему обучения санитарок в Великобритании.

Алиса основала множество организаций медсестер и сиделок, которые стремились создавать для раненых и больных максимально гигиенические условия, а также занимались открытием сиротских приютов. Судьба Великой княгини Елисаветы Феодоровны показала, что она сумела глубже других детей принцессы Алисы воплотить в жизнь заветы ее матери в этом отношении. Великая герцогиня боролась и за то, чтобы оказать поддержку тысячам женщин, которые в условиях технического прогресса оказывались без работы.

На особый характер благотворения принцессы Алисы обратил внимание пастор Зелль в речи, произнесенной им в соборе Дармштадта в день ее похорон.

Он подчеркнул, что Алиса была врагом лжи и обмана во всех формах. В любых отношениях с людьми она не придавала значения рангу, положению и статусу человека, но ценила людей по их способностям, их искренним стремлениям и неординарным поступкам:

«Мы видели целый ряд благотворительных учреждений, обществ и заведений, с которыми она вошла в нашу жизнь... и стала самой самоотверженной служительницей, — говорил пастор. — Опасность властного положения заключается в том, что те, кто стоят так высоко, часто довольствуются лишь блеском своего присутствия и купаются в лучах собственного величия, источая милость и благосклонность в виде подарков и наград и тем самым считая свой долг выполненным, как если бы они были выше забот и нужд большинства детей человеческих. Покойная же герцогиня воспринимала свое положение как долг, как призвание, как обязанность в самом высоком смысле этих слов и служила искренним трудом. Прислушивалась ли она к словам мыслителей или поэтов, посвящала ли себя художественным событиям или размышляла о практических мерах по улучшению участи бедных, больных, безработных и обездоленных, — всегда она проявляла себя остроумной и компетентной женщиной, которая самостоятельно проникала в суть вещей».

Пастор Зелль отмечал далее, что Великой герцогине Алисе недостаточно было просто проявлять инициативу и стоять во главе созданного ею благотворительного предприятия. Она работала сама и с помощью своего таланта находила нужное слово и нужное направление работы, становясь настоящим руководителем основанных ею обществ. Полностью и во всем объеме осознавала она обязанности своего высокого положения, искренне помогая стоящим ниже нее по социальному статусу не только деньгами, но также советом, делом, любовью, дружбой.

Доктор Зелль напомнил присутствующим на мессе горожанам «золотые слова» Великой герцогини Алисы: «Мы должны стать друзьямиобездоленных, чтобы стать их благодетелями». Вычленяя смысл этих слов Алисы, пастор обозначал их как проповедь христианского милосердия. Он подчеркнул, что Алиса сама обладала редким даром ухода за больными и считала это особой областью деятельности, наряду с заботой врача у постели больного, в том смысле, что, по ее мнению, «женское сердце обладает царственным даром самопожертвования». Такой взгляд на милосердие и благотворение, реализация его в жизни обеспечивали постоянное глубокое понимание между Великой герцогиней и народом.

В течение последних пяти лет жизни Алисы семья Великого герцога Людвига IV понесла невосполнимые утраты. В 1873 г. внезапно умирает трехлетний принц Фридрих (Фритти), а в 1878 г. тяжелая болезнь (дифтерия) постигла всю семью. После смерти самого младшего ребенка Марии (Мэй) Алисе удается выходить всех остальных членов семьи. Но 14 декабря 1878 г., ровно через 17 лет после смерти отца, умирает сама Алиса от дифтерии в возрасте 35 лет.

17 декабря после службы, совершенной священником английской общины, состоялся перенос тела из нового дворца в домовую церковь. На следующий день горожане скорбно проводили ее в герцогский склеп, где ее братья, принц Уэльский и принц Леопольд отдали ей последние почести. Там она покоится со своей маленькой дочерью, а мраморная скульптура воплощает ее в образе прекрасной молодой женщины, прижимающей к груди ребенка.

Незадолго до смерти Алиса, глубоко верующая христианка, полная благодарности к людям и Богу, безмерно страдая, пишет матери:
«Милая мама, во всех этих несчастьях Бог послал мне поддержку и утешение... То большое участие, которое выказывают нам со всех сторон, —это настоящий бальзам... Мои близкие берегут мои силы, но самую тяжкую часть бремени человек должен нести сам. Пусть Бог оградит тебя от дальнейших несчастий и даст тебе покой, который только Он один может дать».

«В такое время у человека появляется такой большой, тяжелый и серьезный опыт, и я верю, что все к лучшему для тех, кто верят в Бога».
А вот фрагмент письма Алисы уже за две недели до смерти, которую, казалось, ничто не предвещало: «Столько несчастья и боли происходит и произойдет в будущем. Тем не менее, есть чувство благодарности за тех, кто нас покинул, и полная покорность высшей воле. Мы все это чувствуем и поддерживаем друг друга. И по мере того, как на небе увеличивается число тех, кого мы любим, наш путь будет легче, потому что там наш отчий дом».

Это были дни, когда после смерти маленькой Марии Алисе удалось выходить умирающих от дифтерии мужа и сына Эрнста Людвига. Она нашла в себе силы благодарить Бога за то, что смерть Марии удалось скрыть от мужа, и она переносила это горе одна. В своей полной благодарности оттого, что вновь обрела сына, она обратила свой взор на его будущее и оставила новому воспитателю принца Эрнста своеобразное завещание, выразив свое представление о том, кем он должен стать: «Дворянин в полном смысле этого слова, лишенный чувства эгоизма, скромный, отзывчивый. полный сознания долга, чести, правдолюбия, почитания Бога и закона». Только обладание этими качествами, по ее мнению, могут сделать человека свободным .

После всех потрясений было принято семейное решение о совместной поездке в Гейдельберг, чтобы сменить обстановку. Но судьба распорядилась иначе. Конец наступил тихо. Утром 14 декабря Алиса произнесла: «С пятницы на субботу — четыре недели — Мэй — мой отец». Это произошло в день, когда исполнилось четыре недели со дня смерти ее ребенка (Марии) и ровно 17 лет со дня смерти ее отца.

Ежедневный радостный звон колоколов Дармштадта сменился траурным. В эти дни Великий герцог обратился с посланием ко всем жителям страны. «Это не слова о боли, которая потрясла его до глубины души, — говорил в своей речи пастор Зелль, — это также не слова о той потере, которая лишила его радости жизни и сделала его дом пустым, — нет, это слова об упокоении и блаженстве.

Разве это не по-царски — нести бремя своего горя, не перекладывая его на плечи других и не забывая об обязанностях правителя? Несомненно, это признак христианского правителя — переносить свое горе в надежде, которую дает нам наша вера».

Пастор Зелль в своей речи призывал сосредоточить пристальное внимание не на самой по себе обширной благотворительной деятельности, благородстве, искренности и глубине личности Великой герцогини. Он характеризует ее как «истинную мать страны», которая образом своего бытия подавала блестящий пример семейной жизни. Этот образец примерной семейной жизни, простых нравов и лишенного блеска жизненного уклада великогерцогского дома направлял народ к добру. Все великогерцогские преимущества «теряли свой блеск перед первостепенными человеческими добродетелями отца и матери семейства, и за это наш народ, — говорил пастор, — никогда не сможет ее сполна отблагодарить, — это был дар божественного провидения нашей земли». Сердце каждого человека радовалось, когда он взирал на прекрасных детей великогерцогской семьи, «здоровых, воспитанных просто, естественно, окружающих своих цветущих родителей; и когда слышали, какой сердечный и полный любви тон царил в семейных песнях...». Народ видел счастье ее супруга, для которого она была самой верной подругой и советчицей, счастьем и гордостью его дома.

«Моя мама была одной из тех великих душ, — признавался Эрнст Людвиг, — которые, несмотря на то, что умерли молодыми, достигли высокого уровня совершенства; и все люди, с которыми я говорил, отмечали, что они изменились под влиянием ее личности. Они стали более серьезны и научились развивать в себе внимание к страждущим. Можно представить себе, какой личностью она была; я был маленьким мальчиком, когда она умерла, но тем не менее она оказала на меня столь глубокое влияние и мы так много значили друг для друга, что даже теперь, когда я уже стар, если у меня есть проблема, мне достаточно лишь подумать о том, что бы она сказала по этому поводу, я знаю, что найду правильное решение».

Если суммировать мнения разных людей о Великой герцогине Алисе, высказанные после ее кончины, то может создаться впечатление, что речь идет о Великой княгине Елисавете Феодоровне, — так много ценных качеств унаследовала она от своей матери.

В их числе, например, отношение к любому виду деятельности. Труд был для Алисы потребностью, у нее всегда под рукой было какое-либо рукоделье, и она не могла понять, как можно быть праздной. Алиса заражала близких своей неутомимостью, упорством и выдержкой, с которыми она доводила до конца любое дело, за которое бралась. Во времена опасности, подчеркивалось в комментариях к письмам Алисы, когда кем -то выражалось недовольство ее деятельностью, силы Алисы от этого только увеличивались — «Здесь проявлялась в ней царственная натура, которая остается спокойной, когда все вокруг теряют голову».

«Врожденное великодушие было преобладающей чертой ее характера», — так писали об Алисе хорошо знавшие ее люди. Искренняя и необыкновенно открытая, она ценила свободно высказанное, но не вырванное страхом слово, всегда допускала обоснованные возражения. В служении Великой княгини Елисаветы Феодоровны в Москве было много моментов, которые могли бы вызвать с ее стороны неприятие, возмущение, непонимание. Но ощущение личной причастности к судьбам Москвы и врожденное чувство такта побуждали ее всегда поступать деликатно, оправдывая других и обвиняя себя в случившемся.

Общение с выдающимися людьми всех профессий, будь то художники, музыканты, священники или представители точных наук, было для Алисы наслаждением.

Из искусств она более всего любила упражняться в рисовании и музыке. В этих видах искусства она превзошла многих одаренных дилетантов. Рисовала она легко, уверенно и энергично, с несомненным талантом в области композиции. В ее картинах поражала богатая фантазия, изобретательность, прекрасное чувство цвета, особенно в акварелях. Алиса прекрасно играла на фортепьяно, обладая хорошей музыкальной памятью. Ее музыкальный вкус был строгим, ориентированным на классику. Она предпочитала серьезные, требующие размышления произведения. В театральных постановках не любила блеск и мишуру. Она верила в облагораживающую силу исполнения подлинно классических произведений. Как это перекликается с повседневной жизнью Великой княгини Елисаветы Феодоровны, с ее занятиями искусством. Ее рисунки на открытках, в письмах, в опубликованных книгах, изданных в Москве в дни Первой мировой войны, отличаются тонкостью и своеобразием. И в наши дни вызывают трепет и восхищение выполненные ею для Марфо-Мариинской обители милосердия иконы Марфы и Марии, ее росписи пасхальных яиц, шитье и вышивка.

Исторические знания Алисы были обширными, ее политические суждения независимыми. Эти суждения не подчинялись какой-либо доктрине, но были пронизаны духом ее отца, который «всю свою жизнь прожил с мыслью о том, что правители даны для блага своих народов». Этот пример добродетели, искреннего участия в бедах и радостях народа всегда являли миру Великая герцогиня Алиса и Великая княгиня Елисавета Феодоровна.

Пастор Зелль в день прощания с Алисой говорил о ней как о святой, он предполагал, что скоро будут обретены ее нетленные мощи. Он утешал всех скорбящих очевидной ему надеждой. «Труд, который каждый совершал соответственно своей судьбе, однажды будет забыт там, внизу, но наверху, перед троном Господа, он цветет вечно. То, что здесь положится как семена в землю в виде негромких, но решительных поступков, — там, наверху, в лучах света увидите вы это как созревший урожай...».

Пастор обратил внимание прихожан на тот главный завет, который оставила Алиса самым дорогим ей людям. Она просила «в радостях и горестях этой жизни достигнуть той духовной зрелости, которая нас ведет в Царство Божие, независимо от того, когда и где нам суждено умереть. Только там есть жизнь без смерти и вечная радость без горя, только там могут найти приют наши несчастные души, оттуда светит нам в эти печальные дни свет Рождества, который, как пламя от света Божьего, ведет нас туда как благочестивых паломников через этот преходящий мир».

Молитва пастора Зелля, составленную в день прощания с принцессой Алисой, Великой герцогиней Гессенской и Рейнской: 

«Всемогущий вечный Бог и Отец! К Тебе взываем мы в горе, которое Ты по священной Своей воле послал нашему герцогу и его дому, нашей земле и народу. Десница Твоя тяжела, но в таком горе мы знаем, что Ты хочешь спасти нас. Поэтому мы склоняемся со смирением и верой перед Твоей волей и благодарим Тебя за то, что Ты даровал нам слова утешения. Наполни ими сердце нашего глубоко скорбящего герцога и всех его близких, оплакивающих эту невосполнимую потерю. Прими благодарность, которую мы приносим Тебе из глубины наших опечаленных душ за богатые дары Твоей милости, которыми были для нас жизнь и труды покойной герцогини, за счастье и согласие, которые она принесла в свой дом и через него — во всю страну».

И вот теперь, когда земное счастье разрушено, когда хозяйка дома, мудрая, любящая жена и мать, которую любили так же глубоко, как и уважали, никогда не вернется в замок, необходимо было начинать новую жизнь, сохраняя в ней все заветы и ценности Великой герцогини Алисы. Для каждого члена семьи начался новый этап пути к духовному самоуглублению и самообретению, каждый шаг сверялся с идеалом, оставшимся в памяти.

«Мы должны стать друзьями обездоленных, чтобы стать их благодетелями» (часть 1)