101 год назад в Марфо-Мариинской обители были произведены первый обыск и первая попытка ареста Великой княгини Елисаветы Феодоровны

14 марта 1917 г. в Марфо-Мариинской обители милосердия прошел первый обыск, и была предпринята первая попытка арестовать Великую княгиню Елисавету Феодоровну. В течение года подобные действия продолжались вплоть до состоявшегося ареста 7 мая 1918 г., с которого начался голгофский путь Белого ангела Москвы.

«Как только наступила Февральская революция, – рассказывает Н.Е. Пестов со слов о. Митрофана Сребрянского, – то исчезли со своих постов все органы наблюдения за порядком*. Скрылась вся полиция и жандармерия. Не у кого было искать защиты при нарушении законности. Московская городская дума взяла тогда в свое распоряжение юнкеров. Позвонив в Думу по телефону, можно было вызывать их для водворения порядка при очевидных нарушениях общественной законности. В эти дни в Марфо-Мариинской обители произошло следующее событие. К Обители подъехал грузовик, в котором находилось несколько вооруженных солдат с унтер-офицером и одним студентом. Студент, видимо, не имел понятия, как обращаться с оружием. Он держал все время в руке револьвер, направляя дуло на всякого говорящего с ним. Сошедший с автомобиля отряд потребовал провести их к начальнице Обители. Туда же сестры вызвали и отца Митрофана.

«Мы пришли арестовать сестру императрицы», – заявил возглавлявший отряд унтер-офицер. А студентик подступил к Матушке, направив на нее дуло своего револьверчика. Матушка с обычным для нее спокойствием положила свою руку на протянутый к ней револьвер и сказала: «Опустите свою руку, ведь я же женщина!» Смущенный ее спокойствием и улыбкой студент сразу же сник, опустил руку и тотчас же исчез из комнаты. Отец Митрофан обратился к солдатам: «Кого вы пришли арестовывать? Ведь здесь нет преступников! Все, что имела матушка Елисавета, – она все отдала народу. На ее средства построена Обитель, церковь, богадельня, приют для безродных детей, больница. Разве все это преступление?» Возглавляющий отряд унтер, вглядевшись в батюшку, вдруг спросил его: «Батюшка! Не вы ли отец Митрофан из Орла?» – «Да, это я». Лицо унтера мгновенно изменилось. Обращаясь к сопровождавшим его солдатам, он сказал: «Вот что, ребята! Я остаюсь здесь и сам во всем распоряжусь. А вы поезжайте обратно». Солдаты, выслушав слова о. Митрофана и поняв, что они затеяли не совсем ладное дело, подчинились и уехали обратно на своем грузовике. А унтер сказал: «Я теперь останусь здесь и буду вас охранять!» Это оказалось излишним, так как в это время приехал из Городской думы отряд юнкеров, вызванный оттуда по телефону, и остался охранять Обитель»^[1].

А вот что вспоминал архиепископ Анастасий (Грибановский), возможно, о том же самом эпизоде: «Когда разразилась… революционная буря, она (Елисавета Феодоровна) встретила ее с замечательным самообладанием и спокойствием. Казалось, что она стояла на высокой непоколебимой скале и оттуда без страха смотрела на бушующие вокруг нее волны, устремив свой духовный взор в вечные дали.

У нее не было и тени озлобления против неистовств возбужденной толпы. «Народ – дитя, он не повинен в происходящем, – кротко говорила она, – он введен в заблуждение врагами России»…

Обаяние всего ее облика было так велико, что невольно покорило даже революционеров, когда они пришли впервые осматривать Марфо-Мариинскую обитель. Один из них (по-видимому, студент) даже похвалил жизнь сестер, сказав, что у них не заметно никакой роскоши, а наблюдается только повсюду порядок и чистота, в чем нет ничего предосудительного. Видя его искренность, Великая княгиня вступила с ним в беседу об отличительных особенностях социалистического и христианского идеала. «Кто знает, – заметил в заключение ее неведомый собеседник, как бы побежденный ее доводами, – быть может, мы идем к одной цели – только разными путями», – и с этими словами покинул Обитель»^[2].

«В другой раз пьяный предводитель толпы красноармейцев кричал и оскорблял Елисавету Феодоровну. И услышал тихий ответ, что она здесь для того, чтобы служить всем. Тогда он потребовал, чтобы Матушка служила ему. Она стала на колени, промыла и перевязала ему гнойную рану внизу живота. И сказала, что через день необходимо повторить перевязку, иначе будет заражение крови.

Толпа и ее главарь – протрезвели на глазах. Иссяк поток ругани. Все смолкли и ушли совсем с другими лицами»^[3].

Обстановка вокруг Обители накалялась. Вторжения распоясавшихся хулиганов чередовались с инспекциями новой власти: «Когда в Обитель въехали два грузовика с вооруженными людьми, их встретила Елисавета Феодоровна. Старший объявил, что прибыл для ареста «бывшей Великой княгини Елисаветы Феодоровны Романовой как немецкой шпионки» и для обыска «с целью изъятия оружия».

Она сказала: «Ищите везде». Она не собиралась противиться аресту и попросила только разрешения отдать распоряжения остающимся и проститься с ними. Матушка собрала сестер в церкви. Отец Митрофан начал молебен. В церковь вошли и несколько человек из приехавших за Великой княгиней. Весь молебен Елисавета Феодоровна простояла на коленях. Когда она поцеловала крест и оглянулась на своих охранников, те тоже подошли ко кресту.

После этого они отправились на обыск. Ничего найдено не было. Арест откладывался. Елисавета Феодоровна сказала: «Наверное, мы еще не достойны мученического венца»^[4].

В те «окаянные дни» проявил благородство кайзер Вильгельм. Смирив гордыню, он попытался спасти женщину, которую страстно, но безответно любил в юности. Летом 1917 г. с Елисаветой Феодоровной встретился представитель шведского правительства. Он передал ей предложение кайзера уехать за границу. Великая княгиня отказалась^[5].

Подобные предложения поступали и позже. «Уехать за границу она отказалась, – свидетельствует матушка Надежда. Муж одной женщины, которая у нас лечилась и выздоровела, предложил Матушке тайно увезти ее из Москвы на санях. Она ответила с благодарной улыбкой: «Но сани не смогут вместить всех моих сестер».

Елисавета Феодоровна очень любила Россию, русский народ, выпестованных ею сестер Марфо-Мариинской обители и не могла оставить их в беде.

Вскоре после захвата 25 октября 1917 г. власти большевиками Елисавета Феодоровна писала графине Александре Олсуфьевой:

«Дорогая Аликс!

…Бесконечно жаль Россию и ее детей, которые не ведают, что творят. Но разве это не ребенок, которого мы в болезни любим во сто крат больше, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы облегчить его страдания, научить его терпению, помочь. Вот что я чувствую…

Святая Русь не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Однако в Библии Бог показал, что может простить Свой раскаявшийся народ и снова даровать ему благословенную силу. Следует надеяться, что усердные молитвы и раскаяние умилостивят Приснодеву, и что Она будет молить за нас Своего Божественного Сына, и что Господь простит нас…»^[6].

Вначале большевики довольно сносно относились к Марфо-Мариинской обители милосердия. «В течение последних месяцев 1917 г. и в начале 1918-го, – свидетельствует архиепископ Анастасий, – советская власть, к общему удивлению, предоставила Марфо-Мариинской обители и ее начальнице полную свободу жить как они хотели и даже оказывала им поддержку в смысле обеспечения населения Обители жизненными продуктами»^[7].

В Обители был создан Совет Марфо-Мариинской общины, который пред властями представляла В.С. Гордеева, бессменная казначея. В 1917 г. существовавшая при Обители больница была зарегистрирована в Мосздравотделе, откуда сестры стали получать пайки. «С 1917 г. – указывалось в акте обследования Обители от 22 мая 1922 г., – средства добывались работой сестер и сверх того община стала получать помощь от райсовета ввиду существовавшей больницы на 30 коек (хирургическое, терапевтическое отделения) с амбулаторным приемом до 100 человек в день, а также бесплатной столовой для бедных на 450 человек, которая в 1919-1920 гг. была закрыта»[8]. Дважды в неделю грузовик доставлял обычный тогда провиант – вобла, черный хлеб, овощи, сахар, суррогатные жиры^[9].

*Источник: Марфо-Мариинская обитель милосердия. 1909-2009. К 100-летию создания Обители. М., 2009. С. 212-215.
Фото: pastvu.com

^[1] Материалы к житию преподобномученицы Великой княгини Елисаветы: Письма, дневники, воспоминания, документы. М. 1996. С 139-140.

^[2] Там же. С. 81-82.

^[3] «Золотой святыни свет…». Воспоминания матушки Надежды – последней монахини Марфо-Мариинской обители милосердия. / Автор-сост. Е.В. Неволина. М., 2007. С. 27.

^[4] Маерова В. Елизавета Федоровна. Биография. М., 2001. С. 318.

^[5] Маерова В. Указ. соч. С. 319.

^[6] Цит. по: Маерова В. Указ. соч. С. 321.

^[7] Материалы к житию… С. 82.

^[8] См. Козлов В.Ф. Марфо-Мариинская община сестер милосердия в 1920-е годы (по архивным материалам)// Память как максима поведения: Материалы Свято-Елизаветинских чтений. М., 2001. С. 52.

^[9] Маерова В. Указ соч. С. 321.