«Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке»

Протоиерей Митрофан Сребрянский, священник 51-го Драгунского Черниговского Ее Императорского высочества Великой Княгини Елисаветы Феодоровны полка, служил на Дальнем Востоке в годы Русско-японской войны. В формате коротких заметок он рассказывает о том, как упование на Бога помогает с достоинством преодолевать тяготы и лишения войны, и как важно в любых ситуациях честно делать свое дело и полагаться на Господа. 

Он описывал свои впечатления от увиденного и пережитого на войне с момента отправления его в Маньчжурию 11 июня 1904 года по день возвращения в г. Орел 2 июня 1906 года. При создании Марфо-Мариинской обители отец Митрофан (в постриге Сергий (Сребрянский) стал автором Устава Обители и ее первым духовником.

Сейчас, в сложный для нашей страны и нас всех период, очень нужны и важны его слова, наблюдения как для участников боевых действий, так и для всех нас. Предлагаем к прочтению фрагменты из «Дневника». Надеемся, что они смогут поддержать и укрепить.

17 августа

Посмотришь на этот ад — все сожмется в груди. О своей участи не думаешь, а только сердечно жаль людей и животных! Идут навстречу два раненых — один в плечо, сам несет винтовку, а другой держит платок у рта. Спрашиваю: «Что с тобой?» Он открыл рот; я ужаснулся: пуля попала ему в рот, выбила зубы, вместо языка — кровавая масса, а он кое-как мычит: «Ничего, малость тронута!»

17 сентября

Всю ночь была буря с дождем. Утром стихло, но дождь еще немного идет; решаемся все-таки поставить церковь и служить. В 9.30 утра церковь поставили, очень красивая вышла: не могу насмотреться. В углу вбили кол и к нему доску — это жертвенник, покрыл его красною скатертью и салфеточкой, поставил на него иконочку-складень, подношение 36‑й дивизии, и свечу. На престол поставил полковую икону, пред нею две свечи в высоких подсвечниках, по сторонам святого антиминса кресты: великой княгини и поднесенный мне духовными детьми города Орла. Вышло так уютно, что не только я, но и решительно все, кто приходил к нам молиться, в восторге. Войдешь в церковку эту и забудешь, что это Китай, Мукден, война… Как будто на мгновение перенесся в родную Россию!

Совершил проскомидию; наконец-то помянул всех живых и усопших, за которых привык молиться в своем родном храме, особенно именинниц! Как отрадно было служить! И как милосерд Господь: только началась литургия, дождь прекратился и засияло солнышко! У всех заметно приподнято было настроение духа; воодушевленно пели солдатики!

После литургии отслужил краткий молебен святым мученицам; ведь у нас и в полку, и родных, и знакомых много именинниц, дай Бог им здоровья! 

18 сентября

Вчера вечером и сегодня утром отправился в церковь читать правило. Как тихо и мирно в ней! Полный отдых душевный. Вдруг где-то недалеко раздался ружейный выстрел, и пуля просвистела через бивак между нашей и командирской палаткой. Теряемся, кто мог выстрелить. Хунхузы? Едва ли: днем и притом очень близко от бивака не посмели бы. Вернее всего, какой-либо солдат на соседнем биваке чистил ружье, а патрон вынуть забыл. Вот и спас Господь нас. Мы положительно удивляемся, как пуля пролетела весь бивак и никого не задела, а многие солдаты слышали ее свист. Чудо! Вот, подумаешь, сколько раз Господь спасает людей от разных бед, а они и не замечают! Как же справедливы святые отцы, настойчиво требуя от людей «трезвения», внимания ко всему, что творится внутри и вне их существа! Тогда наполовину меньше было бы неверующих!

<…>

19–22 сентября

Утром пришел приказ генерала Куропаткина о наступлении с приглашением отслужить во всех частях молебны. Господи, каким оживлением повеяло в армии от этого приказа! В 3 часа дня служил молебен о победе в саперном батальоне и инженерном парке, говорил небольшую проповедь, приглашая поусердней помолиться о благодатной небесной помощи при наступлении нашем. В 4 часа в своей церкви отслужил тоже молебен половине своего полка. Благослови нас, Господи, победой! 22-го с раннего утра пошла наша армия в наступление на японцев; ушли и наши эскадроны; скоро двинемся и мы.

27 сентября

<…>

Китайцы несут на плечах двух раненых японцев; за ними в двуколке еще два пленных: маленькие такие, юркие. Собрались эскадроны на дворе фанзы, поставили стол, вместо ковра постлали соломы, и обедница началась. Гром пальбы был так велик, что мы старались петь громче. Только начали служить, как пехотные и артиллерийские солдаты, заслушав наше пение, побежали к нам помолиться. Я говорил проповедь на тему, что воинство наше должно надеяться не только на земных начальников, но и на помощь небожителей, святых Божиих людей, из которых первая Взбранная Воевода есть Владычица наша, Богородица, потому не нужно унывать нам, а, мужественно и храбро трудясь на поле брани, молиться Пресвятой Деве и святым, прося их помощи и благословения. После богослужения поздравил георгиевских кавалеров; у нас на полк дали четырнадцать Георгиевских крестов. Как же отрадно было на душе, когда я возвращался! В 5 часов вернулся в деревню Шулинцы, где тоже все было готово для молитвы, и здесь служил в присутствии корпусного командира и его штаба; проповедь говорил на ту же тему. Господи, в каком положении пришлось быть! Среди грома пальбы проповедовать!

1 октября

<…>

Ищу лазарет, где вчера был; что-то не видно его палатки. Подъезжаем ближе, оказывается, он перешел почти к Суютуню и сейчас только начал устраиваться. Значит, час-полтора по крайней мере здесь делать нечего, и я решил двигаться вперед, туда, где гром, и свист, и смерть… Что-то неодолимое потянуло! Вижу носилки с тяжело раненным; благословил его; смотрю — слабой рукой манит меня к себе; сейчас же соскочил я с лошади, подбежал к нему. Едва слышно шепчет: «Приобщиться бы!» Достать Святые Дары, все приготовить было делом одной минуты, и здесь же на дороге я напутствовал его. Оказался фельдшер Зарайского полка. Он самоотверженно был в пылу сражения и там выносил раненых, перевязывал. Вдруг разорвалась граната, и осколок, ударивши ему в спину, засел в груди. Смерть неминуема. Он положил свою душу, спасая ближних. Угасающий взор страдальца остановился на мне; в нем светилась благодарность и духовная радость; он и стонать уже не мог. Едва успел я отвернуться от него, слезы неудержимо полились у меня. Едем дальше. Саперы спешно ровняют дороги, роют новые окопы «на случай». Носилки за носилками тянутся с ранеными, каждого благословляю, спрашиваю, куда ранен, и отпускаю; все больше в ноги и руки. Некоторые идут, обнявши одной рукой здорового товарища за шею, а другой опираясь на ружье, как на костыль; других, за неимением носилок, несут двое, скрестивши руки. Встречая раненого, благословляю его со словами: «Вот и ты счастливый: удостоился пострадать». Большею частью один ответ: «Точно так, слава Богу!»

<…>

15 октября

Бывают и в земной жизни моменты, когда тихая радость вдруг нисходит в душу, несмотря ни на какие положения! Иногда эти моменты бывают на мгновение, а иногда на часы и дни… Счастливые святые Божьи люди! Они подвигами своими удостаивались такой благодати небесной, что эта тихая радость теплилась в их душах даже многие годы! Что может быть выше счастия, когда загорится в душе огонек радости небесной, когда трепещет все существо и наполняется миром, любовию к Богу, людям, всему сотворенному! Какое из земных, мирских наслаждений может дать душе этот мир и отраду? Конечно, никакое! Вот это состояние радости небесной испытывал и я в блаженный день 15 октября, когда, стоя в стороне, наблюдал за постановкой церкви. Так и в древние времена, думалось мне, патриархи Авраам, Иаков и другие святые строили жертвенники Богу Живому для принесения благодарения за милости Его и для молитвы об очищении содеянных лютых. Теперь и мы, подобно им, в земле чуждей, пред лицом смерти, ставим жертвенник Господу, чтобы принести бескровную жертву благодарения за все и о гресех. Не будем унывать или роптать, смиримся, покоримся мудрому промыслу нашего Отца! Ему угодно было попустить войну, попустить народам рассудиться честным поединком. Его святая воля да будет! Лучше устремить все силы существа нашего на мужественное исполнение нашего долга и присяги до последней капли крови.

<…>

20 октября

Возвращаюсь с панихиды; идет артиллерия. Смотрю, скачет артиллерист-солдат ко мне на двор, просит благословения и быстро говорит: «Батюшка! Будьте милостивы, дайте мне крестик на шею: в прошлом бою потерял, теперь опять едем на позицию; убьют — не хочется умирать без креста». Спасибо, у меня имеется запас маленьких образков и ладанок с 90‑м псалмом; сейчас же достал и дал пять крестиков, чтобы он и товарищам дал. Как же рад был солдатик! Счастливый поскакал догонять свою часть. Подошел еще какой-то унтер-офицер с просьбой дать ему Евангелие; удовлетворил желание и этого. 

22 ноября

Завтра память святителя Митрофания, моего ангела. Хотя бы Господь помог отслужить святую литургию! Под вечер оделся потеплее и пошел на свою дорожку служить утреню. Пропел тропарь и величание святому Митрофанию. А перед глазами так и стоит моя церковь: полна народу, горит огнями, я читаю стихиры, канон, Оля едва успевает продавать свечи. А сейчас я один, кругом ни души, остановлюсь — тишина, даже не стреляют; свой голос кажется странным. Ну да ничего! Слава Богу за все!

22 и 23 января

Простите, несколько дней не в силах был писать дневник да и сейчас пишу потому, что слишком одолела скорбь и неудержимо потянуло поделиться с вами своими чувствами, высказаться — все легче станет. Российские события сразили меня. Не думал я, что теперь, когда временно нужно все отложить и думать единственно о спасении чести дорогого отечества, нашлось так много изменников, фальшивых русских, устраивающих стачки, требующих позорного мира и пр. Понятно, потом мы все-таки японцев одолеем, но только в том случае, если не помешают свои же русские внутренние враги. Не знаю, как бы другая чья-нибудь армия выдержала себя здесь, сознавая, что поддержка придет очень нескоро. А мы, «скверные», «никуда не годные», по приговору своих и чужих судей (хотя чужие, кажется, меньше, чем свои, замечают у нас грехи и судят), «коекаки», все еще терпим, и даже ни у кого мысли не явилось бросить войну и помириться; напротив, все здешнее переносим, одно прибавляя вслух и про себя: «Авось перетерпим, авось Господь поможет, и мы победим». И все страшно боятся, что нас заставят мириться с японцами. Большинство офицеров говорит, что они тогда сейчас же подадут в отставку. Даже многие солдаты стыдятся ехать обратно. Нет, лучше умереть, нежели вернуться домой побежденными или с позорным миром. Это убеждение большинства из здешних, да, признаться, и я так же думаю. Это не гордость, нет, это любовь к отечеству. Боже, помоги нам! Я не унываю, смиряюсь, но…тяжело!

Сегодня служил святую литургию. Поместилось до восьмидесяти человек. Когда одолели тяжелые помыслы, бросился я к Евангелию, святым отцам, псалмам, молитве. Воистину кладезь глубок воды живой содержится в них. Я буквально пил эту воду и могу свидетельствовать, что если грусть и тоска будут одолевать человека, то эти книги и молитва спасут его, до уныния не допустят. Святая же литургия невыразимо утешительна для скорбящего и обремененного. Я не могу описать чувства, которое испытывал сегодня во время богослужения. И грязный потолок фанзы как будто пропал; душа, казалось, вышла из тела; слезы душили, и вместе, чем дальше, тем все сильнее становилось ощущение какого-то размягчения, будто таяло что-то внутри, и потом так легко-легко стало: положительно, тяжелый камень свалился с моего существа. Я не мог удержаться, начал говорить проповедь (хотя я не готовился и мало было слушателей). Скорее, сам себе проповедовал. Как будто кто-то другой подсказывал душе моей неизъяснимые слова утешения, назидания, а внутреннее мое «я» внимательно слушало, услаждалось; язык же только извлекал их из глубины души и, как мог, выражал, давая наружную оболочку. Говорил я, что мы слепы духовно, что наших собственных, человеческих усилий ума и сердца не хватит, чтобы решить все вопросы вечной жизни и утешить нас в скорбях. Только вера в Бога, сердечная, крепкая, и молитва спасут нас, утешат и все разрешат.

<…>

7 февраля

Сейчас служили мы панихиду по новом мученике царствующего дома, великом князе Сергие Александровиче. Царство Небесное мученику за правду! Бедная наша страдалица великая княгиня! Да утешит ее Господь, а злодеев да судит Бог по правде Своей. Злодеи! Вы кричите о свободе, а сами действуете насилием. Это что же за логика такая, несчастные погибшие люди? Господи, тяжело!..

Гнусное убийство великого князя Сергия Александровича страшно поразило меня. Я сейчас же послал великой княгине Елисавете Феодоровне сочувственную телеграмму и вчера получил от нее ответ: «Благодарю за молитвы; в молитвенном единении почерпаю силы переносить незаменимую утрату. Елисавета».

25 февраля

<…>

Совсем собрался было я присесть вздохнуть; в груди — камень, горло сдавило, в мысли одно только — горе, горе; ведь только и вырвется облегченный вздох, как внутренне скажешь: «Да будет воля Божия». Да, собрался было посидеть немного, но входит казак и докладывает, что много японской пехоты и два полка конницы идут по линии железной дороги, прошли уже нас. Если это верно, то, значит, мы отрезаны. Собрались начальники и решились здесь умереть, если придется. Куда же теперь идти? Все истомлены, да и тьма. Я вышел во двор… Целый рой мыслей. С полной ясностью представилось: быть может, сегодня последняя ночь, ведь не такие наши кавалеристы, чтобы сдались в целях сохранения нашей жизни. Вспомнилось как-то само собою многое-многое из прошлой моей жизни; вспомнилась и пронеслась в какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут чуть не вся моя жизнь. Михаил стоит около лошадей; я подошел к нему, благословил его и сказал: «Если меня убьют, а ты каким-нибудь чудом останешься жив, передай тогда всем мое благословение и скажи, что мы с тобой были там, где нам нужно было быть, и что я не унывал». Прилег на кан. Как ни был уставши, а глаза не смыкались. В 2 часа ночи вернулся разъезд и донес, что конница японская действительно прорвалась на линию железной дороги и произвела панику в наших обозах, а пехоты нет. Часа на два забылся я тревожным сном.

23 апреля

Еще ночью поднялся сильный ветер, и наши сборы и надежды служить святую литургию на воздухе рухнули; пришлось устраивать фанзу. Однако Господь помог нам, и церковь вышла довольно хорошая: устлали пол циновками, повесили все иконы, и в 9.30 утра богослужение началось. Вот и мы счастливы: пришлось-таки на пасхальной неделе отслужить святую литургию. В проповеди просил воинов вспомнить, что святой Георгий Победоносец в своей военной службе и жизни руководствовался следующим словом Божиим: «Когда выходишь на войну, оставь злыя дела твоя». Это святое правило не только сам исполнял святой Георгий, но и от воинов своих требовал того же: то есть святости, усердия, честности, верности долгу, — почему и был всегда победоносным. Итак, если и мы в воинских трудах наших будем руководствоваться этим правилом святого Георгия, то победим.

26 марта

Если нас оставят до осени, то не знаю, что возьмет верх во мне: чувство ли долга или чувство любви к родным. Одно только утешает и мирит меня со всем — это евангельское «претерпевый до конца…».

Послужил я на пятой неделе в штабе корпуса. Служба моя там, должно быть, понравилась, так как генерал Сахаров торжественно поднес мне в подарок икону Спасителя с очень ласковой речью и подобающей надписью. Слава Богу за все!

Полная версия аудио-книги «Дневник полкового священника» – в разделе «Библиотека»

Вы можете помочь  подготовить к весенне-летнему периоду подворье Обители в деревне Владычня, где до конца своей земной жизни подвизался преподобноисповедник Сергий (Сребрянский),  сделав пожертвование по ссылке:

 

Больше новостей из жизни Марфо-Мариинской обители — в Telegram-канале «Марфо-Мариинская обитель  милосердия», в группе VK и аккаунте в Яндекс-Дзен.

Чтобы получать самые актуальные новости на свою почту, подписывайтесь на рассылку