«В пасхальную ночь у нас была дивная погода»

Предлагаем вниманию читателей письмо преподобномученицы Елисаветы Феодоровны, адресованное императрице Марии Феодоровне от 2 апреля 1912 г. (Москва), в котором Великая княгиня упоминает о предстоящем освящении Покровского собора Марфо-Мариинской обители милосердия.

Душенька Минни!

8-го числа, в воскресенье, будет освящение моего большого храма Покрова Богородицы^[1], и я надеюсь, что в этот день твои добрые молитвы присоединятся к нашим и что благословение Божией Матери почиет на нашей обители. Помолись, дорогая, и о том, чтобы поездка Эрни в Крым[2] с Божьей помощью хоть немного прояснила ту слепоту, из-за которой густая тень падает на их (царский – прим.ред.) дом, страну и на всех нас, кто так их любит.

В пасхальную ночь у нас была дивная погода, но с тех пор зима норовит вернуться и часто принимается идти снег, а потом тает.

Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо и не страдаешь ни от какого люмбаго.

Пусть твой приезд в мае[3] будет мирным, утешительным, и память о прекрасных тихих годах и щедротах, которые дорогой Саша изливал на всех, будет тогда особенно близка нашим сердцам и душам. Самые нежные поцелуи. Благослови тебя Бог, дорогая.

Твоя любящая старая сестра Элла <...>

Источник: Письма преподобномученицы Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Православное сестричество во имя преподобномученицы Елисаветы. М., 2011. С .114.

 ___________________________________________

[1] «8 апреля при торжественной обстановке совершено было освящение нового храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы при Марфо-Мариинской обители. Освящал митрополит Владимир (Богоявленский), после чего он отслужил обедню и молебствие в сослужении епископа Анастасия (Грибановского), архимандрита Чудова монастыря Арсения и местного духовенства. Присутствовала настоятельница обители Великая княгиня Елисавета Феодоровна со всеми сестрами обители; среди приглашенных находились депутации от полков - Черниговского гусарского и Киевского гренадерского. Храм этот был воздвигнут в парке Марфо-Мариинской обители по планам академика А.В. Щусева, в старинном псковско-новгородском стиле. Он был хорошо виден с Большой Ордынки сквозь скромные деревянные ворота в древнерусском стиле. Внутри храм был расписан академиком М.В. Нестеровым, им же написаны были и иконы в иконостасее. Все они написаны с какой-то необыкновенной душевной чистотой, которая проглядывает в каждом штрихе; чувствуешь, как делаешься лучше и чище, смотря на них. Особенно, впечатление производит «Святая Русь», которая невольно возбуждает столько дум и столько самых светлых мыслей. Храм как снаружи, так и внутри поражает своей скромностью, простотой, цельностью. Все соответствует одно другому - и утварь, и одежды, и иконостас, и вся скульптура, - все в одном стиле, все дополняет одно другое. Над центральной частью храма возвышается одна большая глава, а две меньших над звонницами, и еще одна, малая, рядом с большой, над ризницей».

М.В. Нестеров, трудившийся в обители по приглашению Великой княгини, в своих воспоминаниях писал: «Великая княгиня с первых же слов очаровала меня своим прекрасным, ясным лицом, простотой, оживленностью. <...> Речь Великой княгини была живая, горячая, нередко с юмором. У нее были любимые словечки, одно из них — «мало-помалу» — я слышал часто. Говорила Великая княгиня с английским акцентом и почти свободно. <...> Беседы с Великой княгиней оставляли во мне впечатление большой душевной чистоты, терпимости. Нередко она была в каком-то радостном, светлом настроении. Когда она шутила, глаза ее искрились, обычно бледное лицо ее покрывалось легким румянцем. <...> О себе Великая княгиня была самого скромного мнения. Она говорила, что роль свою в жизни, свои силы знает, их не преувеличивает, на крупное не претендует. Говорила, что «ум ее не создан для больших дел, но у нее есть сердце, и его она может и хочет отдать людям, и отдать без остатка»... И действительно, имея большое, умное сердце, она была в жизни больше Марией, чем Марфой». Художнику принадлежал рисунок — «молодая женщина с пальмовой ветвью в руках, над головою у нее нимб, как у святой. Нестеров не говорил, но по сходству не вызывает сомнения, что он изобразил в виде святой Елисавету Феодоровну через восемь лет после ее трагической гибели и более чем за шестьдесят лет до ее канонизации и причисления к лику святых».

[2] Великая княгиня надеялась, что ее брат сумеет убедить царскую семью удалить от себя Г.Е. Распутина.

[3] См. письмо к Николаю II от 2/15 апреля 1912 г.