Игумения Елисавета (Позднякова): "Нам хотелось бы не струсить и повторить путь исповедников"

– Когда вы только вошли сюда, какая была первая мысль?

– Первый раз я сюда пришла в 2004 году, когда приехала поступать в училище при Марфо-Мариинской обители. Я была под большим впечатлением от книги о Елисавете Феодоровне. Мне рисовались красивые картинки, наверно, я собиралась увидеть саму Елисавету Феодоровну и всех ее сестер, но когда я зашла на территорию, увидела печальную картину. Среди общей неухоженности даже не заметила храма. В общем, расстроилась.

Помню сестер, которые пытались навести какую-то красоту, чистоту, но внешняя разруха сильно бросалась в глаза. Помню, я даже спросила: «Где же храм?» - «Вот он». Только тогда я почувствовала, что в обители. Храм был для меня ее олицетворением. Он тоже был тогда серенький, грязненький, но купола свидетельствовали о святом месте.

– Какими были первые годы настоятельства?

– Ужасными. Меня назначили настоятельницей внезапно, неожиданно. Все было быстро и стремительно, я совершенно не понимала, что делать. Большая благодарность моей предшественнице — Наталье Анатольевне Молибога, которая с большим тщанием передавала мне все документы, объясняла, что и где. Потом наш главный бухгалтер постоянно показывала пальчиком, что где надо писать.

Я, конечно, много лет к тому времени жила в монастыре, но не представляла себе как чем-то можно управлять. Меня учили слушаться, а тут вдруг я за что-то отвечаю, причем, за обитель в центре Москвы, где столько всего! Поэтому первое время я была в страшной растерянности. Только благодаря советам владыки Пантелеимона, который сразу меня стал во всем поддерживать и людям, появившимся вокруг нас, все встало на свои места.

– Вместе с основательницей Марфо-Мариинской обители милосердия преподобномученицей Великой княгиней Елисаветой Феодоровной в сонме новомучеников и исповедников Российских были прославлены еще четверо подвижников Обители: преподобноисповедники Сергий (Сребрянский) и Гавриил (Игошкин), преподобномученицы Варвара (Яковлева) и Евдокия (Кузьминова). Удалось ли узнать какие-то новые подробности об их судьбах или судьбах крестовых сестер после закрытия обители? 

– Мы занимаемся тем, что стараемся собрать как можно больше сведений о наших новомучениках и о тех сестрах, которые жили здесь, в обители. Они не прославлены, но их жизнь была замечательной. И наверное, самое яркое, о чем можно сейчас сказать - это история преподобномученицы Варвары, которая сопровождала Великую княгиню в ссылку в Алапаевск. 

Сохранился документ — расписка, которую дала преподобномученица на предложение ей покинуть Великую княгиню. Этой распиской, данной екатеринбургским палачам, она подписывает себе смертный приговор, при этом она обещает безропотно перейти вместе со всеми заключенными на тюремный режим, никогда не просить об освобождении и содержать себя на собственные средства.

Мне кажется, это ярко характеризует святую, которая отдала всю себя, без остатка, своей настоятельнице. В этой же расписке она аргументирует свой отказ уйти именно тем, что она очень нужна настоятельнице и никогда ее не бросит.

По поводу сестры Евдокии (Кузьминовой) – был такой замечательный факт в ее жизни. Он может кому-то известен, как и расписка преподобномученицы Варвары, но для меня это показательный момент в ее исповедании веры. Когда Евдокию допрашивали следователи, они несколько раз задавали вопрос: «Подтверждаете ли, что вы монашка?». Она отказывалась: «Нет, монахиней я никогда не была». – «Все говорят, что вы монашка». – «Нет, я была сестрой милосердия, жила в Марфо-Мариинской обители, но монахиней никогда не была».

Тогда ее спрашивают: «Почему вы отказываетесь, что вы монашка и ярая церковница?». – «Да, я — ярая церковница, но монахиней никогда не была».

Признание себя ярой церковницей в то время было равносильно смерти, что, собственно, и произошло. Поэтому, я считаю, что эта простая женщина — Евдокия (и имя у нее такое простое) только этими словами поставила себя в ряд со всеми мучениками и исповедниками, которые были и в Русской Церкви, и во Вселенской.

Мы продолжаем собирать сведения о второй настоятельнице нашей Обители Валентине Сергеевне Гордеевой — замечательной женщине, которая отстаивала обитель вместе с сестрами в послереволюционные годы. В то же время в Марфо-Мариинской общине ярко выделялась сестра Клеопатра (Гумилевская). Мы знаем об их подвиге и надеемся, что со временем они войдут в сонм исповедников и новомучеников Российских.

– По вашим наблюдениям, как дела милосердия влияют на человека? 

– Важно понимать, что такое дела милосердия. Если это действительно дела милосердия, они меняют человека изнутри. Неважно, что человек делает, важно, как он это делает, с какой душой. Милосердие — это милостивое сердце. Именно в сердце дело, в отношении. Не у всех есть силы поднимать больных, ночами не спать, но у всех есть возможность пожалеть, утешить, забыть про себя, чтобы как-то услужить своему ближнему. Может быть, даже, если человек способен творить дела милосердия, то это его какая-то качественная характеристика.

Иногда говорят, что человек — такой, сякой, но он делает добро, и тогда ты понимаешь, значит, он не такой плохой, как о нем говорят, раз ощущает потребность в том, чтобы отдавать, и мы об этом не знаем. Мне часто рассказывают об известных медийных людях, которые творят добро не напоказ, мы случайно об этом узнаем. Именно такие дела меняют человека. 

Можно назвать много людей, которые изначально пришли в обитель просто по чьей-то просьбе: «Будь добр, завези в обитель пачку памперсов». Он завез эту пачку, а потом стал ездить в обитель каждый месяц, чтобы еще как-то помочь. Понял, увидел, что происходит, и почувствовал какую-то потребность это делать.

Один молодой человек с хорошим образованием пришел к нам и предложил свою помощь. Так как он ничего не умел, ему доверили гулять вместе с детьми и воспитателями. В итоге через недели три-четыре я его встречаю с горящими глазами, и он говорит, что уже не может от нас уйти. То есть он пришел, чтобы найти спокойствие в своей душе. У него была какая-то тяжелая ситуация, травма, и он пришел, чтобы отвлечься. А в результате исцелился, общаясь с детками. Потом он всем говорил, что эта работа нужна прежде всего нам. Такое произошло чудо.

– Сейчас в Марфо-Мариинской обители милосердия действует 10 социальных и благотворительных проектов, в том числе в рамках направлений, начатых еще Елисаветой Феодоровной. Планируется ли дальнейшее развитие социальной деятельности?

– Мы вообще ничего не планируем обычно, поэтому у нас никогда не было никаких грандиозных планов. Обычно все, что происходит в обители, вытекает из каких-то потребностей. Конечно, у нас есть планы по развитию наших проектов, но это не что-то грандиозное, просто сейчас, спустя семь лет существования большинства проектов, они выросли до определенного уровня и требуют дальнейшего развития. Некоторые проекты уже не помещаются в тех зданиях, в которых находятся. Многие проекты мы начинали как пилотные, чтобы понять насколько они жизнеспособны. Мы делаем, что от нас зависит.

Например, наш Центр социальной адаптации для деток с церебральным параличом начинался как пилотный проект и вырос из потребности мам отдыхать. Когда-то, осознав эту потребность, мы стали думать как бы им помочь, и возникла группа социальной адаптации. Эта группа оказалась настолько удачным востребованным проектом, что довольно быстро мы поняли, что надо ее расширять (в очереди уже стояли 100 семей), при посещении единовременно группы семью детьми, было понятно, что это катастрофически мало.

Обратившись к мэру города, мы получили в пользование здание, намного более просторнее того, где располагается группа сегодня, и надеемся, что в этом году мы сможем переехать туда. И большее количество детей сможет воспользоваться услугами нашего центра.

– Какое было самое неожиданное пожертвование?

– Наверное, таких ситуаций, когда что-то появляется в самый нужный момент, много, поэтому их не стоит приводить. За время моего настоятельства было много периодов (или это один непрекращающийся период), когда у нас нет денег. У обители нет средств всегда. У обители нет каких-то крупных жертвователей, которые могли бы ее содержать. Мысль о том, где взять деньги, постоянно в голове, но, оглядываясь назад, мы видим, что при полном безденежье мы никогда не задерживали сотрудникам зарплаты, всегда находились средства на нужды детей, для функционирования обители. И тогда понимаешь, что это огромное чудо Божие.

Главный наш жертвователь — Христос и Великая княгиня Елисавета Феодоровна, которые о нас думают. Чего стоит только то, что мы четыре месяца жили с заблокированным счетом и не разу не задержали людям зарплаты. Представляете, того, что накапливалось в кружке для пожертвований, хватало. В начале 2015 года произошло падение рубля, и наши основные благотворители на тот момент больше не смогли нам помогать.

Главный наш жертвователь — Христос и Великая княгиня Елисавета Феодоровна, которые о нас думают.
Это было настолько неожиданно и катастрофично, что мне пришлось собрать всех сотрудников и сказать: «Я не знаю чем я буду платить вам в следующем месяце зарплату, понимаю, что у многих семьи и дети, предлагаю всем, кто хочет стабильности, искать другую работу». Я говорила это с разрывающимся сердцем, понимая, что если эти люди уйдут, то придется все закрыть. И ни один человек не написал заявление, не заикнулся.

Более того, когда я приходила в тот или иной проект, мне казалось, что люди работают с удвоенной силой. Потом нам чем-то помог Синодальный отдел, но факт в том, что мы ни один раз не задержали зарплату, а зарплата составляет 70 процентов нашего бюджета. Это нельзя назвать самым неожиданным пожертвованием, но стало понятно, что самым большим жертвователем является Сам Господь и от нас тут ничего не зависит. Он знает и нужды наших подопечных, и то, что сотрудники нуждаются в зарплате.

– Кому вы молитесь, когда особенно трудно, и нужна помощь прямо сейчас?

– Мы молимся преподобномученице Великой княгине Елисавете Феодоровне. Ее присутствие здесь всегда ощущается. Помню, когда я сюда только пришла вместе со студентками Свято-Димитриевского училища, мы гуляли по саду. Была почти ночь, много звезд, мы ходили, молча, по дорожкам, впитывая какую-то особую благодатную атмосферу. Было явственное ощущение Великой княгини. Перед моим столом висит ее образ, и когда что-то происходит, я иногда так довольно дерзко обращаюсь к ней: «Ты же видишь, что происходит?!». И она всегда вмешивается. То, что здесь происходит, это одно большое чудо.

Мы каждый день с сестрами читаем канон Елисавете Феодоровне, молимся и всегда просим, чтобы она сохранила свою обитель. Мы все понимаем, что мы здесь только помощники в ее деле.

– Территорию обители называют одной из самых спокойных в центре, сюда приходят люди просто погулять в сад, были ли у вас неожиданные встречи?

– Да, у нас очень тихо и спокойно. Все это отмечают. В саду часто гуляют мамы со своими детками. Потом приходят и говорят, что здесь вырос ее сыночек или дочка. Нам это очень нравится.

– Какое у вас самое любимое место здесь и почему?

– Келья (наверно, как и у любого монаха). Вечером, когда никого нет, сестры, и я в том числе, очень любим гулять по нашему саду.

– Опускались ли у вас когда-нибудь руки?

– Я оптимистичный человек, поэтому такого не случалось. Было конечно много сложных ситуаций, но вокруг меня столько людей, которые всегда готовы помочь, утешают и поддерживают, поэтому будет большой неблагодарностью Богу и всем этим людям, если вдруг у меня опустятся руки. Что же тогда будет со всеми остальными?

Господь нас всегда хранит. Он делает намного больше, чем мы просим и чем мы могли бы себе представить. Поэтому я осторожно отношусь ко всякого рода профессиональным выгораниям.

Однажды один замечательный священник сказал, что профессиональное выгорание — это чувство несения своего креста, чувство его тяжести. Мне эта мысль понравилась, я с ним полностью согласна, и когда мне тяжело, я понимаю, что это чувство тяжести собственного креста. Надо молиться, и Господь все устроит. 

– Какие слова говорите себе каждое утро и каждый вечер?

– Никаких особенных слов не говорю, молюсь утром и вечером. Разговариваю с кошкой.

– Из чего состоит ваш день, можете описать?

– Мой день состоит из того же расписания, которое является общим для всех сестер. Но только когда сестры выполняют свои послушания, я соответственно свое. Конечно бывает, что мне приходится куда-то отлучаться, уезжать, но это никак не меняет основной сути. Весь мой день такой же как у всех сестер, я подчиняюсь такому же распорядку. Вместе с ними хожу на трапезу, стараюсь быть на всех богослужениях. Какой-то отдельной жизни у меня нет.

– Часто спускаетесь в крипту?

– Раньше я очень любила спускаться в крипту. Изначально, эта любовь была продиктована тем, что я знала, что там любила молиться Елисавета Феодоровна. Там в самом деле потрясающе тихо. Когда там были открыты продыхи (слуховые окна), было очень хорошо слышно богослужение. Потому что они выходили прямо на клирос, соответственно было понятно и что говорит священник, и что поет клирос. Но сейчас идет реставрация и слуховые окна закрыты. Я туда периодически спускаюсь, чтобы помолиться в тишине.

– Трудно ли сестрам находиться в центре города, монашество же предполагает полное уединение?

– Городские условия не являются противопоказанием для монашества, поэтому трудно ли? Не знаю. Наверно, здесь экология другая, больше шума. Если бы монастырь находился где-то в глубинке, было бы спокойнее. Но надо понимать, что все сестры пришли именно в эту обитель – в обитель Елисаветы Феодоровны. Они спокойно относятся к тому, что происходит в обители.

Монашествующие сестры не занимаются социальной работой, ею занимаются сестры милосердия. Монашествующие заняты выполнением административных и бытовых функций, поэтому наши сестры не так часто бывают в суете. Утром и вечером, когда проходят сестринские правила, обитель еще или уже закрыта, поэтому я не думаю, что это непомерная тяжесть. Для городских монастырей это типично.

Главное в монастыре — атмосфера, она создается внутри сестричества. Внешние условия на нее влияют, но не сильно. Поэтому если в монастыре ведется правильная духовная жизнь, то приходящие люди не разрушают эту атмосферу, а в нее погружаются. Я не считаю, что монастырей в городе быть не должно. Мне кажется, все зависит от монахов.

– 11 октября Марфо-Мариинская обитель милосердия отмечает 25-летие возрождения. Каким был новейший период ее истории? Какие события вы бы отметили?

– Новейший период истории Марфо-Мариинской обители был с одной стороны не всегда однозначным, с другой стороны, во всем, что происходило, ощущалось присутствие воле Божией. Те люди, которые приходили в обитель, начиная от первой настоятельницы монахини Елизаветы (Крючковой), – все эти люди желали одного – служить Христу и возродить дело великой княгини Елисаветы Феодоровны.

Все это делали по-разному и по-разному получалось, но то, что преподобномученица собирала здесь неравнодушных людей, готовых продолжать ее дело, это очевидно. Поэтому сегодня, понимая, что возрожденной обители уже 25 лет, можно только поблагодарить всех тех, кто здесь был, тех, кто до сих пор с нами с тех самых времен — очень важно, чтобы дело Елисаветы Феодоровны жило.

Главное, что она сделала — собрала вокруг нуждающихся и немощных людей, которые готовы откликнуться, помочь. Все знали, что добрые дела надо делать ради Христа. Она исполнила это и тем самым показала пример. 

Сегодня мы должны стараться жить так, чтобы когда придет последний час, неважно какой, будет ли это арест или смерть, чтобы мы были к этому готовы.

– А если условные большевики придут сюда вновь, как пришли однажды к великой княгине, что вы им скажете, как поведете себя?

– Кто же знает, как мы себя поведем? Мне хотелось бы себя повести как подобает христианке, чтобы я не струсила, не испугалась, повторила бы путь исповедников, но мы ничего не знаем, и наверно это зависит не от нас, и Господь положит нам на сердце.

Сегодня мы должны стараться жить так, чтобы когда придет последний час, неважно какой, будет ли это арест или смерть, чтобы мы были к этому готовы. Человеку, который живет ради Христа, для которого Христос главное в жизни, будет не страшно.

Беседовала Наталия Федотова

Источник: Православие и Мир