Алапаевские мученики

Елисавета Феодоровна чувствовала приближение катастрофы. Потери на фронтах становились все значительнее, а настроения и разговоры в столице – все обреченнее и чудовищнее. Поползли слухи об измене.

Однажды воинствующая толпа с криками: «Немку долой!» побила камнями окна Обители. В другой раз ворвались пьяные молодчики, требуя обработать им раны. Потом прибыла группа, чтобы арестовать "немецкую шпионку" и изъять оружие, якобы хранившееся в кельях. Матушка была спокойна и неизменно доброжелательна. Сестры ободрялись, видя ее терпение и неистощимое миролюбие. Она была им стеной, защитой. «Ни один волос не упадет с головы, если не будет на то Божией воли», — напоминала в трудный час Елисавета Феодоровна. И они верили — не упадет.

Она всегда, до последнего вздоха, будет заботиться о тех, кто рядом. По дороге в ссылку Великая Матушка напишет ободряющее письмо своим «цыпляточкам», по обыкновению утешая и наставляя: «…Помните, я боялась, что вы слишком в моей поддержке находите крепость для жизни, и я вам говорила: надо больше прилепиться к Богу… Скажите эти слова каждый день, и будет вам легко на душе: „Надеющиеся на Господа обновятся в силе, подымут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся…“» (Книга Исаии).

Это случилось незадолго до Февральской революции. Перед Литургией отец Митрофан, духовник Марфо-Мариинской обители, неожиданно вызвал в алтарь Елисавету Феодоровну. Взволнован он был так, что не мог начать службу:

"Я видел во сне четыре картины, сменяющие одна другую. На первой я видел горящую церковь, которая горела и рушилась. На второй картине я видел в траурной рамке вашу сестру, императрицу Александру, но затем из краев этой рамки стали прорастать ростки, и белые лилии покрыли изображение императрицы. Затем, на третьей картине я видел Архангела Михаила с огненным мечом в руках. Эта картина сменилась, и я увидел молящегося на камне Серафима". Выслушав этот рассказ, матушка Елизавета сказала: "Вы видели, батюшка, сон, а я Вам расскажу его значение. В ближайшее время наступят события, от которых сильно пострадает наша Русская Церковь¹...". 

Она предвидела все: и грядущий переворот, и гибель младшей сестры, и предстоящее мученичество. Почему она не уехала? Разве ей не было где укрыться? Категорический отказ покинуть Россию слышали послы европейских государств, неоднократно и настойчиво предлагавшие Елисавете Феодоровне убежище.

Отречение императора Николая II от престола явилось большим ударом для Елисаветы Феодоровны. Душа ее была потрясена, она не могла говорить без слез. Елисавета Феодоровна видела, в какую пропасть летела Россия, и горько плакала о русском народе, о дорогой ей царской семье.

В это сложное для России время она написала следующие слова: «Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, помочь ему. Святая Россия не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Мы... должны устремить свои мысли к Небесному Царствию... и сказать с покорностью: “Да будет воля Твоя”».

Её арестовали в 1918 г. во вторник на Светлой седмице, в день празднования Иверской иконы Божией Матери. Чекисты на сборы не дали и часа. От рыданий, казалось, вздрогнули стены — сестры cтремились отовсюду, прорываясь сквозь оцепление солдат и не желая расставаться с Матушкой даже под угрозой смерти. Однако сопровождать ее разрешили только двоим — Варваре Яковлевой и Екатерине Янышевой.

Арестанток повезли поездом сначала в Пермь, оттуда — в Екатеринбург. Они знали, что здесь, в Ипатьевском доме, держат царскую семью. Одной из сестер как-то удалось разглядеть в щель забора самого государя. Но повидаться с сестрой Матушке не удалось. 14 мая ее с келейницами погрузили в вагон и 20 мая высадили в Алапаевске.

Для их размещения спешным порядком подготовили классы в Напольной школе² — церковно-приходской школе на окраине города. Из местной больницы привезли железные кровати, столы и стулья, у входа поставили охрану. Комнаты располагались одна за другой вдоль длинного коридора; в первых трех поселили представителей царской фамилии, в двух других — сопровождающих лиц: управляющего делами Ф.М. Ремеза, слуг И. Калинина и Ц. Круковского, доктора Гельмерсена. Соседями Елисаветы Феодоровны по этому каземату оказались Константиновичи — так она называла сыновей своего давнего друга Великого князя К. Р. — Иоанн, Константин и Игорь, а также Великий князь Сергей Михайлович и молодой князь Владимир Павлович Палей, сын Павла от второго брака³. С ним она особенно подружилась. И Владимир Павлович тоже успел написать матери, что тетя Элла, большой знаток цветов и овощей, руководит их посадками на школьном огороде. Поначалу им это дозволялось. Под охраной они посещали церковь и библиотеку.

По-настоящему тюремный режим установили 21 июня. У них отобрали все имущество, удалили сопровождающих. При Матушке оставалась только инокиня Варвара. Узники уже понимали, что их ждет, молились и писали письма. Эти письма и записки, спрятанные в ладанки, вместе с нательными крестами, дневниками и документами передадут родным, когда извлекут из шахты их тела.

В ночь на 18 июля узников вывезли за 18 км от города и живыми сбросили в заброшенную шахту железного рудника Нижняя Селимская. Утром населению сообщили, что Великих князей похитили. Для убедительности разыграли целое представление: подняли тревогу, открыли стрельбу и продемонстрировали тело убитого, якобы белогвардейца. Об этом написали все газеты.

Однако правда открылась очень скоро  — нашелся очевидец. Один из местных крестьян случайно оказался рядом с шахтой во время трагедии. Его показания пересказал игумен Серафим (Кузнецов):

«Слышит, вдали какой-то шум, встает, прислушивается: приближаются какие-то люди; узнает царственных узников, которые, окруженные красноармейцами, распевая духовные песнопения, идут на смерть. Видел он, как Великой княгине Елисавете Феодоровне завязывали глаза, затем подвели к шахте и живую с размаху бросили, а она успела еще сказать: „Господи, прости им, не ведают они, что делают“. Притаившись, затаив дыхание, мужичок видел, как и остальных живыми бросали в шахту с не завязанными глазами, ругаясь площадною бранью, с адским, сатанинским смехом. Затем в шахту было брошено несколько гранат, которые разрывами засыпали таковую.

Совершив кровавое сатанинское дело, красные палачи с циничным смехом ушли от шахты. Мужичок более суток был на своем месте, боясь выйти, думая, что шахта кругом оцеплена караулом. Он слышал в шахте глухие непонятные голоса страстотерпцев Христовых. Одни сразу убились, а другие расшиблись сильно, но не убились, испытывали страшные муки и страдания от боли, голода, пребывания с мертвыми в непроницаемой тьме утробы земли... Как показало впоследствии медицинское вскрытие, что некоторые жили несколько дней, страшно мучились, ибо в гортани была земля, что свидетельствовало о их голоде, муках и голодной мучительной смерти»⁴.

Эти показания всплыли во время расследования убийства, которое началось в октябре 1918 года, когда в Алапаевск вошла армия А.В.Колчака. Тела извлекали в течение нескольких дней: в шахте 60 метров глубины погибшие оказались на разных уровнях. Елисавету Феодоровну подняли одной из последних — 11 октября (24 октября по старому стилю), через три месяца после смерти. Пальцы ее правой руки были сложены для крестного знамения. На груди лежал завернутый в несколько слоев образ Спасителя. На обратной стороне иконы находилась золотая пластинка с надписью: «Вербная суббота 13 Апреля 1891 г». В этот день Великая княгиня приняла Православие. Тело Елисаветы Феодоровны было найдено совершенно нетленным, на лице сохранилась улыбка.

Медицинское освидетельствование подтвердило: мученики скончались от повреждений, полученных при падении, и от голода. Только на теле Великого князя Сергия Михайловича была огнестрельная рана.

После отпевания почившие были погребены по полному церковному чину.

Однако не прошло и года, как встал вопрос о перезахоронении — наступала Красная Армия. 14 июля 1919 года гробы погрузили в товарный вагон. Сопровождать их вызвался игумен Серафим (Кузнецов), настоятель Серафимо-Алексеевского скита Белогорского Свято-Николаевского монастыря. Через 47 дней поезд прибыл в Читу, останки алапаевских мучеников перенесли в Богородицкий (Покровский) женский монастырь. Но и там не суждено им было найти упокоение...

¹ Цит. по дневнику отца Митрофана Сребрянского. Подвижники Марфо-Мариинской Обители. М., Марфо-Мариинская Обитель милосердия, 2007 г.

² 18 июля 2003 г. в Напольной школе открыта Мемориальная комната св. прмч. Вел. княгини Елисаветы Феодоровны.

³ Владимир Павлович Палей — племянник Елисаветы Феодоровны, сын Павла, младшего брата Сергея Александровича, рожденный во втором, морганатическом браке. Поскольку юноша носил фамилию матери, та усиленно хлопотала о его освобождении на том основании, что он не принадлежит к дому Романовых. Владимира вызвали в ЧК и предложили отречься от отца. Юный князь отказался.

⁴ Игумен Серафим. Мученики христианского долга. Пекин. Русская типография при Духовной миссии. 1920 г.